Спутник его сиял.
— Никто не в состоянии выстроить такой зал, как этот. Он находится в моем ведении, это — дворец аппаратов. Поглядите-ка на эти весы, чувствительные до одной миллиардной части грамма. Вдоль всей этой стены размещены аппараты для определения длины, толщины и объема, для измерения плотности, давления атмосферы и температуры.
— А доктор Верндт? — спросил Нагель. Мысли его, казалось, были далеки от этих бесчисленных аппаратов, стоявших, лежавших и висевших на подставках и столах. Но инженер не выпускал его. С любовной заботливостью провел он рукой по сверкавшему двояковыпуклому стеклу.
— Мы собрали здесь все, самое усовершенствованное, что было до сих пор в распоряжении фотографии, фотохимии, кристаллографии, спектроскопии…
— Бога ради! — Молодой человек заткнул себе уши.
— …и это понятно само собою. Но рекорд побивают мои оптические и электрические измерительные инструменты для измерения углов, радиусов, кривизны и фокусных расстояний чечевиц. Взгляните-ка на этот большой сферометр, на этот спектрометр, вольтометр, амперметр, болометр…
Он вдруг замолчал, удивленно глядя на коллегу. Нагель кошачьим прыжком очутился на верхней ступеньке лестницы, ведущей в средний зал.
— Продолжайте балометрировать один в вашем паноптикуме, дорогой Фред! — смеясь, крикнул он сверху, — тело мое перенесло уже несколько тысяч километров и не вынесет сегодня больше никаких метров.
Не успел его собеседник опомниться, как Нагель уже исчез за обитой войлоком дверью.
— Ого! — встретил его звучный голос, когда он влетел в зал. — Уже обратно? И в таком веселом настроении?
Нагель быстро обернулся. Перед ним стоял стройный мужчина в лабораторном халате, с красивым, точно из бронзы отлитым лицом, на котором сияли удивительно ясные глаза, глаза орлиного охотника с северных гор. Овал лица его был узкий, нос с горбинкой.
Все еще смеясь, младший коллега протянул Верндту руку с нескрываемой радостью.
— Извините, учитель! Мистер Фред напал там на меня со своей боло и сферометрией. Он был уже на вернейшем пути для измерения искривленной линии моего пустого желудка. Я спасся только поспешным бегством. Здравствуйте, дорогой учитель!
Вальтер Верндт крепко пожал ему руку. Профессора всегда освежала бодрая жизнерадостность молодого друга, который был его товарищем в необычайных и опасных обстоятельствах. Нагель только теперь заметил рядом с Вальтером Верндтом незнакомца. Знаменитый исследователь заметил этот взгляд и сказал:
— Доктор Нагель, мой верный ассистент и многолетний адъютант, — господин Думаску, член международной инженерной комиссии из Парижа, которому мы обязаны моделью нашего большого помещения для взрывчатых веществ.
Со странно вопросительным взглядом Нагель и Думаску обменялись рукопожатием. Потом на лице Думаску появилась любезная улыбка.
— Я так много слышал о вашей деятельности, уважаемый коллега, что вдвойне радуюсь лично познакомиться с вами. Я знаю вас как по тому времени, когда так счастливо был подавлен раздор между вашей родиной и Францией, моей второй духовной родиной, так и, прежде всего, по вашей охоте за нашим метеором, который живо интересует нас всех. Вы стали с тех пор для всего мира символом… символом…
Он смущенно запнулся.
— Беспокойства! — улыбаясь подсказал Верндт. — Можете говорить это спокойно. Это так и есть. — Он повернулся к своему другу:
— В Германии все в порядке?
Ассистент кивнул головой.
— Мне удалось скупить большее количество радия, чем то, которым обладают лаборатории всего мира, взятые вместе. Я привез и рентгеновские аппараты. Я вез ценный груз…
— А молодую жену, как самый ценный?
Глаза Нагеля засияли.
— Она прилетела со мной на аэроплане. Я высадил ее в Бенаресе, а сам поехал по рабочей дороге.
Думаску взглянул на него с интересом:
— Ах… дочь математика Картклифа? Вы совершили самое оригинальное из всех свадебных путешествий.
Нагель вежливо повернулся к нему.
— Каким отделом будете вы ведать, коллега?
Верндт предупредил его ответ:
— Господин Думаску взял на себя изоляционные работы отдельных помещений. Эта работа требует особого внимания и опыта, так как нам приходится иметь дело с рядом новых, обладающих неслыханной проницаемостью лучей, которые легко могут незаметно и непрошенно помешать нашим опытам. В этой области господин Думаску специалист. Он будет, по желанию международной учредительной комиссии, лично присутствовать при наших опытах.
Нагель хотел что-то возразить, но его остановил быстрый, предупреждающий взгляд Вальтера Верндта. Он хорошо знал этот взгляд по годам совместной работы. Это было молчаливым знаком того, что его учитель и друг хотел сказать ему нечто такое, что не должен был слышать третий.
Доктор Верндт снял рабочий халат и пошел в залы, расположенные к северу. У дверей он вдруг остановился. На встречу ему несся беспорядочный шум криков, среди которых прорывался чей-то бранившийся голос. Металлические стены и стеклянные окна усиливали звуки точно рупор.
— Сыновья индусов, негры с Ганга, бонзы-факиры! — донеслась снаружи невероятная смесь английского, испанского и сингалезского наречия. — Вы здесь, в Индии, воображаете, что можете показать нам что-нибудь новое? Несчастные вы, соломенные головы, что вы значите с вашими фокусами со змеями перед волшебными инструментами моего друга и хозяина, синьора Нагеля! Если я направлю на вас вот эту трубу. Боже мой! Чорт побери!